Лето 1799 года. Египет. Французская армия Наполеона, надеясь превратить страну в колонию, укрепила форт Жюльен близ города Розетта. Один из инженерных офицеров, Пьер-Франсуа Бушар, руководил земляными работами. И вдруг — странная плита среди камней. Она была темной, тяжелой, и с одной стороны покрыта тремя разными текстами. Так человечество получило в руки Розеттский камень — артефакт, который открыл дорогу к познанию Древнего Египта.
Уже через несколько дней Бушар передал находку ученым из Комиссии искусств, сопровождавшей экспедицию. В рапорте от 19 июля один из них, Мишель Ланкре, отметил: верхняя надпись сделана иероглифами, нижняя — на древнегреческом, а средняя — на неизвестном языке, похожим на сирийское письмо. Позже оказалось, что это демотическое письмо — упрощенный курсивный вариант древнеегипетского языка, бытового и «служебного» стиля.
Было очевидно: перед ними один и тот же текст, записанный на трех языках. Это оказался царский указ, принятый в 196 году до н.э. в честь Птолемея V. Надписи прославляли щедрость молодого правителя, обещавшего амнистию заключенным и налоговые послабления для храмов. Стелу предписывалось установить во всех главных святилищах, и — что особенно важно — на трех языках: «языке богов», «языке документов» и «языке греков».
Французы быстро осознали ценность находки, но вскоре Египет оказался под контролем британцев. В 1801 году Розеттский камень стал предметом острых переговоров. Французы грозились даже утопить его, но не отдать. В итоге была заключена сделка: часть коллекции перешла в британские руки, и камень тайно переправили в Лондон. С 1802 года он выставлен в Британском музее. Копии текста, однако, доставили и в Париж. Это было важно, потому что именно француз Жан-Франсуа Шампольон в 1822 году совершил прорыв в расшифровке. До него важные шаги сделали Юхан Окерблад и Томас Янг. Последний распознал имя Птолемея в картушах — специальных рамках вокруг имен — и понял, что некоторые знаки обозначают звуки, а не целые слова.
Но Шампольон пошел дальше. Он сравнивал знаки в картушах Клеопатры и Птолемея, искал фонетические совпадения и построил таблицу соответствий. Он осознал, что египетская письменность — сложная смесь фонетических, символических и образных элементов. Одни знаки обозначают звуки, другие — целые понятия, а иногда они совмещаются в одном слове.
Эта идея стала фундаментом египтологии как науки. Расшифровка Туринского царского папируса, понимание храмовых надписей, изучение административных и религиозных текстов — все началось с камня, найденного случайно.
Интересно, что сам текст на плите, несмотря на ее значение, довольно рутинный. Он повествует о благих делах правителя — раздаче хлеба, прощении долгов, защите крестьян от наводнений. Но в этом и заключен парадокс Розеттского камня: он стал важнее того, что на нем написано.
С тех пор выражение «розеттский камень» стало устойчивым символом в науке и технике. Оно используется для обозначения инструмента, который позволяет понять сложную систему. Проекты по дешифровке генома, распознаванию речи и машинному переводу носят имя Rosetta. Даже в искусственном интеллекте ищут свой «розеттский камень» — ключ к интерпретации нейросетей.
Научное наследие камня велико. Он породил не только египтологию, но и сравнительную лингвистику письма. Его история — пример того, как международное научное сотрудничество может преодолеть даже военные конфликты. Французские и британские ученые, несмотря на политические споры, обменивались копиями, делились открытиями, спорили в академиях.
Случайная находка на строительных работах привела к крупнейшему дешифровочному прорыву в истории. Язык, замолкший за полторы тысячи лет до этого, снова заговорил. Именно поэтому Розеттский камень и по сей день считается самой известной археологической находкой в истории письменности.
Как и Розеттский камень, открывший голос ушедшей цивилизации, труды Франца Боаса помогли услышать живые культуры, долго остававшиеся на периферии науки. Ранее Наука Mail рассказала об этом основателе культурной антропологии и его экспедициях к народам Севера.